Раздел является ключевым, поскольку в нем речь идет о социуме в прямом понимании: психика - индивид, помощь - общество. Первое есть понимание человеком себя, второе - отношение к нему других.

Что касается психики, как уже было отмечено "по причинам, далеким от понимания, люди отличаются ненасытным аппетитом на рассказы" о чужих травмах, и в еще большей степени непонимания потрясающим невежеством в том, что составляет фундамент существования, - психике. Хотя вернее будет отметить абсолютную уверенность, сродни невежеству, каждого: "уж что-что, а с психикой у меня все нормально".

На что же опирается всеобщая убежденность в "нормальной психике"? И что имеют в виду на бытовом уровне под словами "психологическая помощь"? По одной из существующих теорий психической травмы, о которой и идет речь, посттравматические стрессовые расстройства (ПТСР) есть результат разрушения центральных (базисных) потребностей личности.

"Проанализировав работы известных теоретиков психологии личности, можно выделить четыре вида базисных потребностей, стремление к удовлетворению которых детерминирует человеческое поведение. Индивид стремится: во-первых, максимизировать удовольствие и минимизировать боль; во-вторых, обрести связную и стабильную концепцию окружающего мира; в-третьих, обрести объект привязанности; в-четвертых, повысить чувство самоуважения. Удовлетворение данных потребностей производится с помощью как практической, так и сознательной стратегии поведения. В соответствии с основными потребностями личности, выделяются четыре базисных убеждения, составляющие личностную теорию реальности: 1) о доброжелательности окружающего мира; 2) о его справедливости; 3) о том, что окружающим людям можно доверять; 4) о собственной значимости", [1, с. 125].

Психологическая помощь и состоит в процессе "совладания с травмой - восстановления базисных убеждений. Сложный процесс восстановления происходит между двумя полюсами: на одном находятся старые, комфортные для индивида представления, оказавшиеся необоснованными, на другом - страшный опыт жертвы, содержащий в себе ужас и бессмысленность. Совладание с травмой означает наведение мостов между этими двумя полюсами, которое происходит в несколько этапов" [там же, 133].

И здесь нет и не может быть чуда избавления. Только время, помощь профессионалов и работа над собой с целью (которая и придает смысл существованию) возврата ощущения силы и уверенности в себе, в своей способности успешно выходить из тяжелых обстоятельств.

И второе ключевое понятие - "помощь", в трактовке которого также немало крайностей.

"Личностное значение травматического переживания для индивида обусловлено социальным содержанием. Между тем, пострадавшие и их окружение могут иметь различные оценки по поводу как самого происшедшего, так и силы страданий жертвы. В результате у потерпевшего и его окружения могут сложиться прямо противоположные мнения о впечатлении, восстановлении, забвении и мести... Эти конфликты между оценками значения травмы в некоторых случаях становятся ступенью увековечения травмы в более широком социальном механизме. В результате, вскоре после травматического события центральным вопросом может стать не травма как таковая, а распределение вины и ответственности", [2, с. 10].

1. С учетом вышеизложенных подходов профессионалов психотерапевтического сообщества, рассмотрим оценки работы их коллег в восприятии как пациентов-пострадавших, так и представителей окружающей их социальной среды.

Из таблицы видно, что помощь психологическая, под которой подразумевались организационные проблемы, и психолога - это уже индивидуальный уровень, оценены весьма положительно обеими группами. И также понятно негативное отношение практически одинакового числа пострадавших - 18,5% по психологической, и 17,0% по психологу - это неизбежный процент недоработок. О чем говорит в два раза меньший процент недовольных среди непострадавших - 18,5% и 9,8%; 17,0% и 7,6% соответственно. А также более трети "затруднились ответить" на вопрос о психологе - 35,9%, поскольку им помощь практически не оказывалась. Если среди пострадавших и членов их семей к психологу обращались 61,5%, то у непострадавших - 8,1%, или каждый двенадцатый. Что с большой натяжкой можно принять за уровень фона, если бы не масштаб травмы.

Отношение к телефону доверия "зеркальное в негатив" к предыдущему виду помощи. Практически она не только не востребована населением - 47,8% "скорее нет" среди основной и 42,2% в контрольной группах, но и активно ими отрицается: "безусловно, нет" -18,4% и 32,3%. Это уже явная недоработка соответствующих служб. Тем более, с учетом возраста основной массы пострадавших - это молодежь, которой гораздо легче идти на анонимный контакт.

И вновь мнение профессионалов, которые непосредственно работали с травмированными и их окружением в самом Беслане.

"За помощью обращались те дети и взрослые, которые, во-первых, могли выходить из дома, а, во-вторых, были осведомлены о существовании такой возможности. Посттравматическое стрессовое расстройство наблюдалось поголовно у всех жителей этого города, независимо от того, был ли ребенок и его родственники в заложниках или нет. Поэтому мы работали с каждым человеком, который был готов с нами взаимодействовать. Было много добровольцев и местных психологов, врачей и учителей, которые работали с нами, а заодно и учились у нас тому, чего не знали или не умели. Общение с ними было очень приятным и полезным", [5, с. 125].

Мнение экспертов.

• Психологическое состояние жителей Беслана, особенно пострадавших, не сильно изменилось с момента теракта. И те надежды, которые возлагались на службу психологической помощи, не до конца осуществились. На мой взгляд, самый большой минус психологической помощи в том, что психологи, приезжающие отовсюду из России, (и) местные, и их действия не скоординированы, каждый работает сам по себе, каждый ставит свои цели и задачи, а общей какой-то психологической помощи в Беслане пока нет, отсюда и такой результат.

• "Понаслышке" от самих же психологов, я могу сказать, что по настоящему больной (психически) человек считает себя здоровым и не хочет идти к врачу.

• Хотелось бы еще сказать о неразобщенности людей по отношению к этой трагедии. Я не думаю, что кто-то мог остаться равнодушным, и чисто психологически все были подавлены. И если бы в первое время власти не предприняли титанические усилия по стабилизации, то я думаю, что все люди бы, не взирая на то, что отдалены чисто географически и по родственным связям от пострадавших, повели бы себя максимально неадекватно.

• Эта сфера (психологическая помощь) новая для России в целом и для республики и нет особого доверия этой службе, потому что люди привыкли решать свои проблемы сами. Если в Америке эта сфера очень популярна, то здесь это не так. У нас больше социальных связей, и если есть необходимость в помощи, то мы обращаемся к близким. Эта новая деятельность должна прижиться. Эта помощь нужна, это специалисты, которые знают, как помочь людям в стрессовых ситуациях.

2. В качестве иллюстрации к мнению последнего эксперта, приводим данные об отношении респондентов к "новому виду помощи": не обращались к психологу среди пострадавших 38,5%. Уверены, что "в Америке" это был бы 101%. У непострадавших таковых было 91,9%. С мотивациями, изложенными в таблице 15. Хотя вот что по этому поводу говорят профессионалы: "… Поскольку общество разделилось, и участники событий образовали особую статусную группу, то "не участники" часто воспринимаются как более благополучные, что бы у них на самом деле ни случилось, и в каком бы состоянии они ни находились. … специфика массовой травмы требует, чтобы местные специалисты не злоупотребляли разделением своих клиентов на тех, кто "там" был и кто "там" не был, и чтобы существующая установка не влияла на их профессиональную деятельность", [5, c. 136].

Примечание. Менее 10% варианты: другое - 5,5% и 3,0%; "не знаю, куда обращаться" - 4,1% и 6,1%; шесть вариантов ответов менее 1%: "моему горю не помогут", "пока нет желания", "дальнейшее общение необходимо"", "обращались родственники", "нет квалифицированных психологов", "мне не нужно".

В обеих группах абсолютное лидерство заняла позиция: "не вижу в этом никакой необходимости". У непострадавших это 64,1%. Придерживается подобной точки зрения вполовину меньше пострадавших - 30,9%, или одна треть. Что вполне объяснимо различными реалиями жизни тех и других. У непострадавших, почти поголовно игнорирующих помощь (91,9%), можно констатировать "культ рационального отношения к жизни и негативная установка по отношению к эмоциям, как явлению внутренней жизни человека" которая "находят выражение в современном эталоне супермена - непрошибаемого и как бы лишенного эмоций человека", [7, с. 70]. Установка, оборачивающаяся своей противоположностью при столкновении с "реакцией страха", и "супермен" демонстрирует или звериную жестокость, или маразм истерики, что одно и то же. Среди пострадавших "отказников" около 40%, и если третья часть из них также перестала нуждаться в психологе, то с большой дозой оптимизма можно надеяться, что у 10-12% пострадавших "восстановлено чувство самоэффективности … и пострадавший вновь начинает управлять своей жизнью", [2, с. 13]. Реальность подобного вывода подтверждается примерно таким же процентом - 27,8% тех, которые все еще находятся в состоянии ПТСР и не верят в реальную помощь психолога, а 14,1% затрудняются в выборе специалиста. И столько же - 14,4% затруднились ответить. То есть вместе с теми, кто не знает, куда обращаться - 4,0%(?), это уже 32,2%. Еще раз: треть не обратившихся к психологу обрела психическую устойчивость (около 10-12% всех), треть "не верящих" находится на пути к обретению "необходимой степени внутреннего контроля", и треть рискует "закрепить травматическое поведение". Среди непострадавших таковых 8,6 и 22,7%.

Вот мнение профессионалов, непосредственно работавших в Беслане:

"Взрослые имеют все признаки посттравматического стрессового расстройства (ПТСР). Легче обращаются за помощью не непосредственно пострадавшие, а свидетели, видимо, у них состояние легче, и им легче прийти к помогающему специалисту", [5, с. 133].

Как видно из ответов, это не подтверждается. Нужны дополнительные обследования.

Эксперт просто иллюстрирует вышеприведенный диагноз профессионала.

• Визит к психологу для осетина - это признание своей слабости. Для осетин важны только жизненные проблемы, а к психологическим они относятся несерьезно. И я согласен с тем, что, обращаясь к московским психологам, люди испытывают меньшее неудобство.

3. Теперь о понимании психотерапии посттравматических стрессовых расстройств на бытовом уровне в таблице.

Примечание. В графе "прочие" у пострадавших три варианта: "дочь потеряла, других детей нет" - 0,3; "мой ребенок уехал в Москву" - 0,2 и "нет детей" - 0,2%. У непострадавших - "нет детей" - 1,1%.

Из таблицы видно, что у пострадавших уже есть опыт общения с профессиональными психологами, поскольку для них "индивидуальные консультации психолога" в три раза более значимы для психической реабилитации детей - 33,3%. У непострадавших - 9,0%. Остальные рекомендации: "участие в кружках по интересам", семейные мероприятия - все это осталось на уровне их нетравмированного жизненного опыта.

Теперь взгляд на проблему социально-психологической помощи детям прямо по тем же пунктам, но профессионалов, непосредственно работавших в Беслане:

"Многие усылают детей из города, и некоторые стараются уехать сами, но детей высылают раньше и одних. В целом, эффект от этих отъездов - неблагоприятный. Одна женщина, которая была в заложниках с сыном, оба выжили, сразу после освобождения уехала в Сочи. И рассказывала мне, что там все было "как в тумане", а сейчас, когда вернулась, переживания навалились с огромной силой. У нее - все симптомы острого ПТСР" (там же, с.134).

… В данном случае могут играть роль два фактора: во-первых, у детей, менее пострадавших, - реакции проще, они видней; во-вторых, серьезно пострадавшие дети, в семьях которых много потерь, находятся под влиянием своего ближайшего окружения, которое способствует тому, чтобы они "замораживали" свои чувства и реакции. То есть, выяснилось, что наиболее распространенная здесь форма заботы старших о пострадавших детях - это открытое послание: "забудь все, что произошло, не думай об этом". Дети часто говорили об этих советах взрослых, некоторые совершенно прямо спрашивали, как конкретно это можно сделать, потому что у них не получается. Кроме того, детей часто не берут на похороны, тем самым лишая их того единственного места, где проявление горя поощряется. Их отправляют из города куда-нибудь подальше, отрывая, таким образом, от общего, идущего своим чередом процесса совладания с горем и стрессом. У них родители потеряли других детей и в горе не могут поддержать оставшихся, и эти оставшиеся часто чувствуют, что это как раз они должны поддержать своих родителей, и пр.

… Дети же, имеющие серьезные основания для посттравматических стрессовых расстройств (ПТСР) и горевания, на первый взгляд, не демонстрируют особых симптомов и вообще выглядят радостными и довольными (правда, трудно, конечно, не заметить, что эта радость сродни ажитации, - они ни на секунду не останавливаются, смеются очень громко и пр.). Иначе говоря, у этих детей меньше внешних проявлений ПТСР. За счет такого "замораживания" их реальное состояние, как потом выясняется, конечно же значительно хуже.

… Естественно, дети находятся на той стадии, когда мысли о том, как все можно было бы исправить, находятся в довольно активном состоянии. Многие все еще продолжают говорить о своих умерших родственниках в настоящем времени, потом осекаются, что более чем естественно, поскольку многих похорон так и не было", [там же, с. 126].

4. Как известно, сразу же после освобождения заложников в Беслан на добровольных началах поехали работать психологи и психотерапевты из многих городов РФ и из-за рубежа. В следующей таблице респонденты высказывают свое отношение к субъектам этой помощи.

Примечание. Менее 10% набрали следующие организации (по убывающей): Агентство социально-психологического развития "Путь"; Благотворительная организация "Наша жизнь"; Институт психотерапии и консультирования; Швейцарское управление по реабилитации и сотрудничеству; Общество семейных консультантов и психотерапевтов; Интернет-проект, CAF; Институт развития дошкольного образования; Центр экологического образования, Москва; Общественная организация "Женщины Дона"; Региональный центр "Вместе"; "Ассоциация экспертов по проблемам детства"; Отделение "Датского Совета по беженцам".

Как видно, всего четыре организации имеют у пострадавших рейтинг выше десяти пунктов, среди которых безусловный лидер "Российский Красный Крест" - 70,5%, на втором месте республиканская организация "Католический Центр "Каритас-Владикавказ" - 27,0%. Все остальные достойны упоминания. Судя по числу затруднившихся ответить на второй и третий вопрос, в сумме с "ни о какой не слышал" это - 86,8 и 92,1% и 66,3 и 70,3% соответственно, то в такой экспрессивной форме их не нужно было задавать.

5. Результат реабилитационных усилий организаций, приведенных в предыдущей таблице, особенно такого масштаба, требует осмысления на трех уровнях: участники, свидетели и социум. В свою очередь субъекты каждого из них могут выбрать две линии поведения: патологическую и продуктивную. Поскольку общепринятым считается положение, что травма ослабляет внутренний контроль, для участника есть большая опасность обрести смысл жизни в статусе жертвы. Стать пациентом вне семьи, а внутри нее кошмаром для близких и ближайшего окружения постоянной спекуляцией своей особости.

"… шумно утверждая травму повторным самотравмированием или травмированием других в рамках собственной семьи и за ее пределами, … поскольку травма и ожертвление могут служить тотальным оправданием избежать дискомфорт необходимости взять ответственность за свою судьбу на себя. … Когда травматические воспоминания остаются непроработанными, травмированный человек склонен уподобляться павловской собаке: легкие напоминания становятся условными стимулами повторного переживания ощущений и чувств, принадлежащих пугающему прошлому... [2, с. 11, 15]

И вторую: сохранить чувство самоуважения и независимости, и внутренний самоконтроль. В следующей таблице пока доминирует вторая линия, и не только среди пострадавших.

Пострадавшие: "напряженное, подавленное" 55,5%, "угнетенное" - 39,4% и "вялое, безразличное, усталое" - 25,7%, "плохое и очень плохое" - 24,9%. Среди непострадавших это 38,1; 17,2; 18,9 и 11,4% соответственно. "Нейтральны" - 24,9% и 37,7%, хотя не совсем понятно, что под этим подразумевают. Отрадно, что 9,1% и 19,3% соответственно отмечают "хорошее", и 4,5% и 12,7% - "энергичное, боевое". Хотя это слово произносится не без внутреннего напряжения: "Поскольку общество разделилось, и участники событий образовали особую статусную группу, то "не участники" часто воспринимаются как наиболее благополучные, что бы у них на самом деле ни случилось, и в каком бы состоянии они ни находились", [5, с.136]. Что и видно по таблице, хотя для более уверенного вывода связанности их состояния необходимы данные фонового психического состояния населения.

И, наконец, социум также находится в непростой и очень часто двойственной ситуации. С одной стороны, проблема поддержки получивших травму в том, что обладающие хорошим самоконтролем реабилитируются быстрее, чем те, кто при той же степени благоприятности среды не выходят на необходимый уровень концентрации для проработки травмы, и процесс выздоровления тормозится из-за слабой внутренней мотивации на восстановление автономности.

"Решающим становится вопрос: где границы той оптимальной дозы социальной поддержки, которая достаточна для восстановления чувства самоэффективности и не грозит стать ему помехой", [2, с.13].

С другой, уже явно негативной, на что обращают внимание все цитируемые источники, в способствовании закреплению травмы "из лучших побуждений":

"Еще один общий момент состоит в том, что все общество поделено на "участников" и "не участников". Первые выделены в отдельную группу, ее особенность поддерживается всем обществом, и члены группы, таким образом, оказываются в своего рода "ловушке". Они должны соответствовать статусу и образу непосредственного участника произошедшей трагедии. Я хочу сказать, что они активно помещаются в позицию жертвы, и, таким образом, преодоление этой позиции усложняется в два раза. Это уже не только собственные усилия, но и противостояние навязыванию роли, которая весьма однозначно и подавляющим большинством им предлагается", [5, с.127].

И вот один из возможных объяснительных мотивов подобного поведения, поскольку исключительный статус есть одна из форм отторжения:

"Это, скорее, результат защитных импульсов, служащих поддержанию веры в то, что мир по сути своей справедлив, что "добропорядочные" люди могут управлять своими жизнями, и что плохое случается только с "ненадежными", "непредсказуемыми" людьми. Хотя окружающие способны на искренние спонтанные вспышки благородства по отношению к жертвам острой травмы, длительное присутствие пострадавшего как пострадавшего наносит удар по их вере (по крайней мере, в западной культуре) во власть человека над собственной жизнью. Жертвы - это члены общества, чьи проблемы представляют собой постоянное напоминание о страданиях, гневе и боли мира, что все остальные стремятся забыть", [2, с. 11].

6. Из этого непосредственно следует зависимость между положением пострадавших и психическим состоянием окружения, в нашем случае представленном непострадавшими. Состояние нервной системы которых не намного отличается от психики жертв террористического акта, что видно из следующей таблицы. В таблице приведены только те варианты, в которых есть значимое различие между группами респондентов. Поскольку не ставилась задача выявления общих фобий и страхов населения Беслана, перечень которых включает еще более 20 позиций , начиная с "войны, боевых действий" - 31,5% и 29,3%; "будущего вообще" - 21,0% и 23,0%, и заканчивая "предательства со стороны близких" - 1,3% и 3,1% у непострадавших. Хочется надеяться, что мизерность этого варианта может считаться типовым отличительным признаком данного социума, в котором проявляет себя почти абсолютная теснота связей между людьми. Важность чего не устают повторять профессионалы-психиатры:

"Члены семьи и другие источники социальной поддержки могут быть настолько напуганы настойчивым напоминанием о том, что случившаяся с их близкими трагедия может затронуть также и их жизнь и благополучие, что начинают внутренне избегать пострадавших и обвинять их в происшедшем, - феномен, названный "вторичной раной". Многие личные высказывания выживших после травм подтверждают, что отсутствие поддержки от людей, на помощь которых они рассчитывали, обвинения в том, что пострадавшие доставили им ужасающие переживания, оставляли едва ли не более глубокие шрамы, чем сами травмирующие события", [2, с.10].

Итак, страх «повторения терактов» у пострадавших вышел на уровень массового явления – 67,6%, а «страх за близких, детей» - 47,0% есть «переход в массовые», который фиксируется у непострадавших по первому пункту - 50,0%, а по всем остальным вариантам «устойчивые» – 34,4% и т.д. Показательно, что у пострадавших социальные проблемы вообще стали временно случайными: «бедность, невыплата зарплаты» - 9,9% против 16,4% и «безработицы» - 4,6% и 11,7% у непострадавших. (Напомним, что «массовые» - это диапазон 61-90%, «перерастающие в массовые» – от 41% до 60%, «устойчивые» – от 11% до 40, и «случайные» - до 10% наблюдения. )

7. Однако, наряду со страхами и паническими атаками, «тенденция к позитивной интерпретации тяжелого опыта является неотъемлемым свойством здоровой личности, пытающейся вновь обрести равновесие, [7, с.134]. Что имеет место, пока еще в слабой степени, в ранжировании позитивного будущего всеми респондентами: среди четырех вопросов-утверждений на первом месте стоит вариант «дети благополучно закончат школу, поступят в институт» - с этим согласны 24,2% пострадавших и 32,1% непострадавших (см. таб). Второе место по «да» занимает надежда «найти достойную работу» - это 12,7% и 17,7% соответственно. Очень слаба надежда на «соцзащиту», и только каждый двенадцатый пострадавший и десятый среди непострадавших верит в то, что терактов больше не будет. Сопоставляя последнее с тем, что каждый четвертый и третий респонденты, как видели раньше, верят в будущее своих детей, говорит только об излишней драматизации настоящего.

Вот мнение профессионалов об одном из аспектов процесса совладания с травмой: «Изменение жизненной философии состоит, как правило, в том, что в результате тяжкой психической травмы (столкновения с реальностью смерти) человек начинает по-другому оценивать жизнь и повседневные радости, принимать жизнь такой, какой она есть. … освобождаясь от иллюзии собственной неуязвимости. Картина мира индивида, пережившего психическую травму и успешно совладавшего с ней, примерно такова: «Мир доброжелателен ко мне. Я обладаю правом выбора. Но так бывает не всегда», [там же, с.135].

Эксперт.

• Главная причина - экономическая. Если бы люди жили состоятельно настолько, чтобы могли удовлетворить свои потребности, и если бы слой средне доходного населения был превалирующим в России, то, естественно, проблемы политических конфликтов намного бы снизились.
  Как на больном теле появляются всякие болячки, также в нищенствующем государстве появляются всякого рода отклонения. В том числе и терроризм. Ведь не все из числа бандитов бандиты по призванию, а есть там такие, которые стали бандитами из экономических соображений.
  Наемник убивает человека, и за это ему сулят деньги. Возможно, если бы у него была возможность зарабатывать деньги по-другому ... Если бы милиционер был в состоянии содержать свою семью на заработную плату, то, возможно, он (не) брал взятки и не продал бы информацию, дорогу и т.д.

8. Общество и институты суть синонимы, и от того, как они выполняют определенные им функции, зависят как нормы взаимных обязательств между индивидами, так и их реакции и установки по отношению, в частности, к нуждающимся в поддержке. Любые аномалии в социуме, начиная с героизма и кончая терроризмом, есть свидетельство должностной халатности или непрофессионализма формальных процедур соответствующих институтов. Оценка деятельности силовых ведомств, законодательного органа и исполнительной власти в таблице, которая также была ранжирована по степени согласия с приведенными вариантами контрмер насилию.

Примечание. 1. Вопрос звучал так: усилить роль вооруженных сил и правоохранительных органов.

Из таблицы просматривается в обеих группах абсолютное упование на силу и политику, в чуть меньшей степени на законы и «народную дипломатию», и меньше половины среди пострадавших и чуть больше четверти непострадавших выступают за введение жестких ограничений и запрета на допуск ингушей в республику. Но это не пресловутая толерантность, а скрытый негатив под вариантом «затрудняюсь ответить», или, говоря термином идеологической реальности, «спираль молчания» - запрет на оглашение своей позиции.

«Каждый из социальных институтов, существующих в обществе, выполняет свойственную им функцию в определении реакций и установок по отношению к пострадавшим. Так, законодательная система играет важную символическую и практическую роль в регуляции агрессивных импульсов в обществе. Уголовный кодекс в любой культуре служит основным внешним заслоном на пути распространения жестокости, ожертвления и мести. Отбирая право на месть у отдельного индивида, закон обеспечивает систему контролируемого возмездия и наказания преступника и, тем самым, предотвращает эскалацию конфликта внутри общества. Страдания жертвы тоже требуется сдерживать, подобно тому, как сдерживаются жестокость и месть», [2, с.23].

Мнение экспертов:

• Для предотвращения трагедий в дальнейшем надо решить комплекс задач: первое - закончить войну на Кавказе; второе – нельзя рассматривать Кавказ как некое балансирующее средство, чтобы удержать равновесие в стране. Здесь люди, и никакие цели не должны оправдывать такие средства. А сегодня мало того, что в России низкий уровень среднего выражения доходов населения, к этому добавляется еще и высокая степень дифференциации по уровню доходов – разрыв между центром и остальным населением. Москва и Петербург - это еще не вся Россия. Если в этих городах у людей нормальный заработок, то другая часть России нищенствующая.

О роли армии.

• Несомненно, каждый человек ответит на этот вопрос положительно, конечно, нужно усиливать роль армии, ее мощь, может быть что-то менять в законе, с тем, чтобы ее роль была более эффективной, потому что мы поняли, насколько спокойствие в обществе зависит от их работы.

• Ну, а на кого же еще надеяться, как не на армию и на правоохранительные органы, в защите от террористических акций. Ясно, что они не выполняют своих функций должным образом, отсюда и большой процент недоверия им, но так как людям больше не на что рассчитывать, то нужно хотя бы усилить эти органы.

• Это процент, который отражает склонность людей гипертрофировать силу в решении конфликтов. Я думаю, что после сентября столкновения и взрывы напряженности маловероятны, при сохранении политической ситуации на нынешнем уровне. Если не будет никаких истеричных и митинговых компаний, то я не думаю, что будут какие-то столкновения.

О правовых аспектах терроризма.

• Если федеральный центр будет проводить политику, что ничего не произошло, существуют социальные и правовые проблемы, которые нельзя сбрасывать со счетов, и если будут проталкивать какие-то авантюрные политические схемы, то местным властям будет очень тяжело.

О межнациональном диалоге.

• Какой межнациональный диалог может быть в Беслане? Если вы говорите об осетино-ингушском диалоге, то его не будет еще лет 150.

• Неужели не понятно, что ингуши и осетины вместе жить не могут.

• Я думаю, что могут найтись люди, которые захотят отомстить, но говорить о том, когда это будет и в каком виде, очень сложно. Вероятность есть, но она мала.

9. Наряду с перечисленными выше мерами по предотвращению травматизации социума, необходимо создать условия для обеспечения психического здоровья фундамента общества – семьи, о чем и говорится в таблице.

С редким единодушием обе группы в категории «массовые явления» ставят на первое место «материальную стабильность» – 73,1% и 78,4%, причем стоит обратить особое внимание на второе слово «стабильность», поскольку именно материальная нестабильность и есть источник патогенной «эмоциональной экспрессивности, то есть высота тона, интонации и эмоционального содержания высказываний. … качество отношений между членами семьи и, соответственно, качество переживаемых эмоций» [7, с.84]. Далее, на одном уровне чуть более половины в обеих группах, то есть «переходящих в массовые» следуют «доступное образование» и «поддержка, сплоченность семьи». Последнее, наряду с четвертым местом «соблюдение традиций», есть то, что профессионалы называют «Типы обществ различаются, главным образом, в зависимости от принятых в них норм относительно взаимных обязательств между индивидами и окружением», [2, с.8].

Отрадно, с одной стороны, что на пятом месте у каждого пятого пострадавшего находится «мероприятие - рождение детей в семье». Но зато у непострадавших оно на шестом месте и у каждого седьмого. И вновь проблемы трудоустройства беспокоят каждого четвертого из непострадавших. Последнее место религии в категории «случайных явлений» не должно вводить в заблуждение о ее истинном значении в психике травмированных, естественно взрослых.

«Одна из основных функций человеческих сообществ - обеспечение своих сограждан традициями, установлениями и ценностями, которые могут защитить их от разрушения стрессогенными переживаниями. Религия выполняет важнейшую функцию обеспечения смысла деятельности в ужасающей реальности, оценивая страдания в более широком контексте и утверждая общность мучеников, соединяющую их через поколения, пространство и время. Таким образом, религия способна помочь людям преодолеть погруженность в собственные страдания, перешагнув через них, [2. с.8].